"...после форума Немцова, на следующий день, мы небольшим кругом пошли в берлинскую мастерскую Врубеля и Тимофеевой посмотреть их новый большой проект "ТОЛСТОЕВСКИЙ". Я видел его в компьютере, но это совсем не то. В реальности - то есть в выставочном пространстве, в сочетании с музыкой и актерским чтением фрагментов из текстов Чехова, Толстого и Достоевского - это производит мощное впечатление. Прошлый проект такого масштаба у них был 9 лет назад - это был "Евангельский проект".

Но нынешний - гораздо глужбе. Да, они продолжают опираться на "евангельскую метафору", с ее помощью интерпретируя фотоматериал, который превращают в эпические полотна. Но в этот раз они еще дальше ушел от исходного фотоматериала, он превращен в ренессансные фрески - во всех позах, и пластике тел возникает подчеркнутая "заторможенность", "постановочность". Пьяная вечеринка в бытовке трудовых мигрантов в Подмосковье вставлена в контекст знаменитого фрагмента Мармеладова о "святости пьяненьких" (а на этот фрагмент потом опирался и Розанов. И вообще - это одно из самых радикальных мест "евангельской проповеди" в русской литературе).

Беспомощные, одичалые, теряющие человеческое обличье люди включены в контур христианского понимания жизни. Те, кто читал Дж.Агамбена, найдут в этой композиции прямую иллюстрацию к теме "голой жизни". В этом проекте Врубель и Тимофеева полностью перерабатывают "социальный материал" - в метафизику.

Александр Морозов
Бонн
Новый проект Дмитрия Врубеля и Виктории Тимофеевой аутентичен и точен по своему посылу. Выставленные в мастерской картины сливаются с толпой, соединяются с ней и толпа (зрители) становится продолжением этих картин. В основу работ положены любительские фотографии, сделанные неизвестными румынскими или молдавскими рабочими в 2000-х годах на палароид. Группа мужчин пригласила к себе в бытовку проститутку и устроила праздник с водкой и кока-колой. Один из рабочих снимал все на фотоаппарат. Художники принципиально не кадрировали изображение, оставив в кадре все как есть. Это придало картинам дополнительный эффект подлинности. В тусклом освещении мастерской публика соединялась с бесстыдеостью и естественностью обыденной жизни и становилась её отражением. Переехавший в Берлин Врубель писал: "На Западе русский художник должен готовить себя к тому, что прорываться, да и просто существовать ему придется в одиночку. Ничто ему не поможет, кроме его таланта и известности. В Берлине и в Париже, конечно, можно найти протекцию, но есть одно но: в арт-тусовке обычно все вместе учились-женились и все друг друга знают. Такая же ситуация и в Москве. Все мои знакомые немцы, которые покупают или, что реже, выставляют русское искусство, имеют какие-либо связи с Россией. У двух моих знакомых русские жены. А кто-то, как покойный Норберт Кухинке, оказался в России во время перестройки и подружился с кем-то. Ради экзотики русских не покупают, потому что никакой экзотики в русском искусстве нет и не было. Даже когда художники используют русские буквы и символы, они не воспринимаются как «русскость». Западный человек может не знать, что это русские буквы, а не сербохорватские, что красный флаг с серпом и молотом не вьетнамский и не корейский. Я одному своему забывчивому знакомому часто даю свой электронный адрес на домене .RU. Он спросил один раз: «Это что, Румыния?»...
Alexander Shatalov
Москва
Кирилл Серебренников и Юлия Кисина
про больших художников
"Не знаю, как рассказывать про картину, которая не картина вовсе. Сильное впечатление на меня вот это всё произвело - хотя казалось бы: ну, обычная драка в обычной Раде в 2013 году, я там и не знаю никого, кроме разве что Царева. А какие лица. Прямо-таки Страдающее Средневековье. А одна картина - прямо Олоферн, это когда на блюде уже. Спросила художников Vrubel Dmitry и Victoria Timofeeva, что сие значит. А это, стало быть, основной сюжет выставки "ДЕМОНЫ" (3-я часть проекта TOLSTOEWSKI) про выборы в органы местного самоуправления. В общем, будете в Берлине, зайдите в Панду, ателье художников. Очень сильная вещь получилась".

Ольга Романова, Москва.

-Я хорошо знаю технику работы и художественный стиль Врубеля и Тимофеевой, но новая тематическая композиция превосходит всё, что я раньше видела. Под впечатлением недавнего пребывания в Неаполе и в Риме, я сначала подумала: Это как станцы Рафаэля. Как Сикстинская капелла. Грандиозно, монументально, символично. Это гезамткунстверк в самом точном смысле слова. Всё пространство мастерской оказалось заполнено этими гигантскими панно. Это готовый павильон для Венеции. Другие экспозиционные площадки, которые я могла бы связать с этим циклом - московский Манеж и помещения Государственной Немецкой библиотеки на Потсдамер Платц, гигантской, как самолётный ангар.
Особенность стиля Врубеля и Тимофеевой в том, что они сочетают сложнейшие философские, социальные и художественные высказывания с демократическим языком, который может понять любой зритель, даже безграмотный, даже с ограниченными интеллектуальными функциями. Я не хочу сказать, что этот художественный текст прост, совсем наоборот, он многозначен и многослоен, но в нём всегда присутствует реалистический слой с понятной и достоверной фабулой, которая не требует от зрителя специальных знаний. На первый взгляд это документальный реализм. Врубель и Тимофеева используют как основу фотографии. Никакой мастер кисти не может состязаться с фотографией по степени достоверности. Более того, это, как правило, непритязательные любительские "фоточки", размещённые в соцсетях юзерами из "негативно привилегированных социальных групп". На политкорректном языке социологов и культурологов это те, кого менее политкорректные люди называют "люмпенами", "ватниками", "совками", "быдлом". Но это только нижний слой. Далее авторы обрабатывают фотошаблон кистью и краской, расставляют на живописном полотне собственные акценты, создают дополнительные эффекты в соответствии со своим художественным замыслом. Исходная фотография таким образом помещается в новый контекст - она становится артефактом живописи. Живопись предполагает совсем другой уровень индивидуального авторства, чем фотография. Но и это только промежуточное состояние работ Врубеля и Тимофеевой. Самое интересное происходит на третьем этапе. Авторы переносят визуальные образы современной любительской фотопродукции в контекст русской классической литературы 19-го века. Они становятся проекционным экраном для мира русской классики. Точнее, для романов Толстого и Достоевского, более других известных во всём мире. Для каждого фотоэпизода Врубель и Тимофеева находят в текстах "Толстоевского" смысловое соответствие. Они копируют романные тексты и экспозиционно объединяют их с визуальными образами. Зритель сталкивается с двойным нарративом: письменным и визуальным. Прочтение контекстов, соотнесение обоих повествований и образных систем друг с другом требует от зрителя уже совсем другого уровня компетенции, чем считывание фабульного нарратива первого слоя, о котором шла речь выше.
Искусство Врубеля и Тимофеевой создаёт огромное проблемное поле. Это актуализация литературной классики. Это философия истории, изложенная в визуальной и текстовой версии. При последней демонстрации 4 июня 2016 эти две версии были дополнены архаическими голосовыми напевами сицилийских пастухов 3-тысячелетней давности. Они стали последним замковым камнем в архитектуре Gesamtkunstwerk, архетипичной формой которого считаются оперы Вагнера.

Larissa Belzer-Lissjutkina, Берлин
Марина Изюмская
Привет всем, очень круто, мощно, по-ренессансному! Местами по-караваджистски. И цитаты, и сама концепция продуманные, выверенные и такие пронзительные. Я даже вот переживаю, что не настолько хорошо знаю тексты Достоевского, например, чтобы вот так ими оперировать. Лабиринт очень хорош,как трехдимензиональная идея)), практически Гезамткунстверк. Так что да здравствует русская литература, да здравствуйте вы! Обнимаю.


Смотрю уже с 7 утра проект ваш. Не могу оторваться. Замечательно. Представляю как выглядит в оригинале. При приглушённом свете. Времена меняются, а персонажи те же. Только брутальнее, нахальнее, бесбашеннее и безрассуднее. Омерзительное чувство конца света. Садом и Гоммора. Армагедон. Уверен что выставка заслуживает лучшие музеи. Видел пару лет назад кабаковского придуманного Розенталя. Там Кабаков затрагивает совковую тематику. Как и в его коммунальной кухне у Дины Верни. У вас же это глобальная, мировая проблема. Во всяком случае я так это вижу. ГРАНДИОЗНО. Мощнейшая концепция, потрясающе воплощённая в жизнь. Всё сделано на высочайшем уровне. Вечно живущая тема Чехова в "Вишнёвом саде" - разрушить старое, передать всё люмпенам и не знать, что делать с новым. Или "Анна Каренина" Толстого. Как много параллелей мы видим сегодня. Да и не только в украинской Раде. Она повсюду на постсоветском пространстве. Замечательно выбраны персонажи в работах. Убрать униформу - и не понять, где мент, а где бандит или люди из Рады. Хотя, ещё вопрос - кто больше бандит. Изумительно выбраны тона, полутона и тени. В душе осталось впечатление, как от хорошего фильма Феллини или Скорцезе. Скорее, от последнего. Вы молодцы. Сильнейшая работа. Спасибо. Эта работа должна быть в музее и автономно.
Made on
Tilda