Итак, выхода нет? Но мы ведь не однообразно-отчаявшиеся герои пьес Чехова, мы, чёрт побери, нормальные живые, и к тому же вполне современные люди. И поэтому, с надеждой на лучшее в горячем сердце и с абсолютно благими намерениями в чистой душе, мы сворачиваем "в трубочку" этот нарисованный скучный пейзаж, убираем с дороги забор из милиционеров и... перед нами оказывается не "небо в алмазах" и не чудесная страна, населённая прекрасными людьми, а омерзительно-восторженные персонажи из романа Достоевского. Предыдущий лабиринт оказался самой короткой дорогой в ад, а унылый пейзаж – открытыми до горизонта воротами в преисподнюю. Мы оказываемся в подвальном этаже ада, о котором нам с воодушевлением рассказывает местный Виргилий. Наш экскурсовод - спившийся чиновник, чуть позже задавленный проезжавшей мимо каретой. В едва освещённой, крохотной, похожей на гроб фанерной бытовке среди нелегальных гастарбайтеров, по-своему отдыхающих после напряжённого трудового дня, господин Мармеладов с вдохновением рисует не раскаявшемуся убийце Раскольникову (и всем нам заодно) картины будущего Воскресения из мёртвых и Страшного Суда для таких, как он и для таких, как они (которые весело пьют и простенько развратничают на огромных картинах вокруг нас) свиней:
"Жалеть! зачем меня жалеть! - вдруг возопил Мармеладов, вставая с протянутою вперед рукой, в решительном вдохновении, как будто только и ждал этих слов. - Зачем жалеть, говоришь ты? Да! меня жалеть не за что! Меня распять надо, распять на кресте, а не жалеть! Но распни, судия, распни и, распяв, пожалей его! И тогда я сам к тебе пойду на пропятие, ибо не веселья жажду, а скорби и слез!.. Думаешь ли ты, продавец, что этот полуштоф твой мне в сласть пошел? Скорби, скорби искал я на дне его, скорби и слез, и вкусил, и обрел; а пожалеет нас тот, кто всех пожалел и кто всех и вся понимал, он единый, он и судия. Приидет в тот день и спросит: "А где дщерь, что мачехе злой и чахоточной, что детям чужим и малолетним себя предала? Где дщерь, что отца своего земного, пьяницу непотребного, не ужасаясь зверства его, пожалела?" И скажет: "Прииди! Я уже простил тебя раз... Простил тебя раз... Прощаются же и теперь грехи твои мнози, за то, что возлюбила много..." И простит мою Соню, простит, я уж знаю, что простит... Я это давеча, как у ней был, в моем сердце почувствовал!.. И всех рассудит и простит, и добрых и злых, и премудрых и смирных... И когда уже кончит над всеми, тогда возглаголет и нам: "Выходите, скажет, и вы! Выходите пьяненькие, выходите слабенькие, выходите соромники!" И мы выйдем все, не стыдясь, и станем. И скажет: "Свиньи вы! образа звериного и печати его; но приидите и вы!" И возглаголят премудрые, возглаголят разумные: "Господи! почто сих приемлеши?" И скажет: "Потому их приемлю, премудрые, потому приемлю, разумные, что ни единый из сих сам не считал себя достойным сего..." И прострет к нам руце свои, и мы припадем... и заплачем... и все поймем! Тогда все поймем!.. и все поймут... и Катерина Ивановна... и она поймет... Господи, да приидет царствие твое!" (Ф.М.Достоевский "ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ")